ПУБЛИКАЦИИ

Афанасий (Сахаров Сергей Григорьевич) - епископ 

С. А. Мартьянова
"Художественная литература,
ее место и роль в наследии епископа Афанасия (Сахарова)"

Наследие подвижников благочестия XX столетия обладает особой ценностью еще и потому, что оно, в отличие от наследия святых ранних христианских эпох, имеет множество документальных и письменных свидетельств. По этим свидетельствам мы восстанавливаем пути жизни святого, не только внешней, но и внутренней, обретая для себя образцы христианской ориентации в современной жизни. Богато такими свидетельствами и наследие епископа Афанасия (Сахарова). Вместе с тем в современных исследованиях изучение биографии Владыки явно преобладает над осмыслением его богословского, литургического творчества, эпистолярного наследия. Сегодня мне хотелось бы поговорить о месте и роли художественной литературы в богатом и хорошо сохранившемся наследии известнейшего святого.

Обратиться именно к художественной литературе нас побудили обстоятельства современной церковной жизни. Нередко приход современного человека в церковь сопровождается радикальным отрицанием культуры, искусства и литературы, в частности. Подобные настроения не являются редкостью и в среде студентов семинарии, то есть будущих священников. Эти процессы идут рука об руку с отмечаемым многими снижением культурного уровня наших соотечественников. Снижение культурного уровня вызвано среди прочего и тем тревожным фактом, что Россия перестает быть самой читающей страной в мире. Опыт святого близкого нам времени, на наш взгляд, способен стать опорой в преодолении кризисных явлений современности. Сразу отмечу, что это опыт человека, называвшего свою культурность «липовой».

Прежде всего, следует сказать, что литературные познания служили святителю Афанасию важнейшим подспорьем в главном деле его жизни, - в приближении смысла православного богослужения к уму и сердцу русского человека. Так, разъясняя особенности богослужения, он упоминает названия жанров (гимны, элегии), речевых фигур (сравнения, антитезы), говорит о благозвучии и красоте литургических текстов. Конечно, он сознает, что это только вспомогательные средства для разумного восприятия богослужебного слова, но средства необходимые:
«Неисчислимые богатства духовные, заключающиеся в нашем Богослужении, в наших книгах церковных, в своем сочетании представляют дивную гармонию, заключены в чудную оправу священной поэзии. Здесь и величественные гимны Дивному и Высокому паче всех царей земных Творцу и Промыслителю Богу. Здесь же за сердце хватающие, способные заставить плакать и зачерствелую душу скорбные элегии, покаянные вопли грешного человечества, на стране далече тоскующего об утраченном отечестве. Богатство смысла и разнообразие содержания наших церковных песнопений облечено в изящные формы изложения, и сила мысли соединяется со стройностью и звучностью слова, с легкостью и красотой выражений».[1] Напомним также, что каноны Иоанна Дамаскина, известный акафист Богоматери епископ Афанасий называл «образцовыми произведениями поэзии».[2]

Вместе с тем Владыка был далек от обожествления изящества и художественности богослужебных текстов самих по себе, подчеркивая, что «многие из молитв и песнопений церковных не были плодом искусственного сочинительства, но непосредственно выливались из души лучших представителей Церкви, не всегда даже в достаточной мере образованных, в моменты их наибольшего вдохновения, в моменты духовного подъема и восторга… Но разве одна внешняя красота и художественность риторической отделки может умилить сердце, возвести его к созерцанию»?[3]

Труды святителя Афанасия, отдельные суждения в его письмах помогают яснее представить, какими Владыка представлял себе литературные достоинства богослужебных текстов. Он ценил в них точность, краткость, отсутствие «сочинительства» и ораторского «украшательства». Так, в письме епископу Новгородскому и Старорусскому Сергию (Голубцову) о «Слове похвальном на Собор всех русских святых» говорится: «похвала каждому святому из одной, двух, не более трех фраз должна быть не столько плодом ораторского таланта составителя. Эти похвалы должны быть сложены из характеристик наших святых, выбранных из летописных отзывов о них, из древних житий и других памятников. Похвалы должны быть составлены по возможности из точных выражений памятников. «Слово похвальное» должно быть не сочинено, а составлено [подчеркнуто епископом Афанасием – С.М.]».[4]

У епископа Афанасия были свои представления о литературных качествах исследовательских работ в области богословия. Объектом его критики оказывалась «многоученость в стиле». Процитировав одну из статей, где встречались слова «дискурсивный», «адекватный», «трансцендентный», он замечает: «Если бы все эти, в настоящий момент чрезвычайно нужные и полезные, статьи реферировать простым, понятным и для неискушенных в мудреной научной терминологии простых верующих людей, как это было бы желательно».[5]

Письма Святителя Афанасия позволяют воспроизвести круг его чтения: А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.В. Гоголь, И.С. Никитин, А.К. Толстой, В. Солоухин. Встречаем также упоминания «Илиады» и сборника «Древнечешская литература». Любимым его поэтом был А.К. Толстой и особенно «Иоанн Дамаскин», «Поток-богатырь», «Баллада о тенденции», «Садко» и др. Сокрушаясь о невозможности совершать богослужение в тюремных условиях, епископ прилагал к себе строчки из «Иоанна Дамаскина»: «Я очень люблю А.К. Толстого «Иоанна Дамаскина» и иногда дерзновенно прилагаю к себе те слова, которые он произносит после того, как ему запрещено было писать песнопения: «Так вот где ты таилось отреченье, Что я не раз в молитве призывал, Моей отрадой было песнопенье, И в жертву Ты, Господь, его избрал».[6] А о себе я дерзаю сказать: «Моей отрадой было богослужение, и в жертву Ты, Господь, его избрал»». Владыка живо интересовался также советскими изданиями сочинений Пушкина и Гоголя и спрашивал: «Не приходилось ли Вам сравнивать теперешние их издания с прежними»?[7]

В общении со своими духовными детьми, давая советы и наставления, епископ Афанасий не раз обращался к помощи русской поэзии XIX века. Говоря Н.С. Фиолетовой о том, что скорбь и печаль по усопшем человеке должны быть умеренными, он пишет: «В недошедшем до Вас письме я приводил выдержку из стихотворения И.С. Никитина «Тяжел ваш крест…».[8] В письме А.И. Брайкиной снова цитирует Никитина, на этот раз стихотворение «Молитва дитяти». В другом письме той же корреспондентке цитирует «Молитву» («В минуту жизни трудную…») М.Ю. Лермонтова, хотя и называет поэта «совершенно светским человеком».[9]

Хорошо известно, что русская литература XIX века создала множество символических образов. Некоторые из них использует епископ Афанасий в своих литургических трудах, обнаруживая при этом и точность понимания художественного текста, и умение использовать его материал в контексте богословских размышлений. Вот как используется им образ чеховского «человека в футляре» в книге «О поминовении души по Уставу православной Церкви»: «Теперь уставным считают не то, что действительно соответствует букве и духу Церковного Устава, а то, к чему привыкли, как к установившемуся. Но следует ли отсюда, что со всем этим надо мириться, что опасение чеховского «человека в футляре» «как бы чего не вышло» надо поставить выше необходимости принятия неотложных мер против беззаконного нарушения и искажения церковно-богослужебных законоположений и что надо отказаться от попыток вернуть в законное церковное русло далеко уклонившуюся от него современную церковно-богослужебную практику»?[10]

Дважды в дошедшем до нас наследии Святителя встречается образ великого инквизитора, оказываясь, от противного, действенным средством христианской проповеди: «Но Церковь не только судия. Она и любвеобильная мать, прибегающая к строгости лишь в редких, исключительных случаях. Это совсем не то, что «мы разрешим им хотя бы и грех, но с нашего позволения» (слова великого Инквизитора у Достоевского)».[11] В письме П.Н. Савицкому епископ Афанасий пишет о красоте готических храмов: «Они обольстительно обманчивы, как много обольстительно обманчивого в латинском христианстве, где церковное стараются приправить и погуще приправить мирским, опасаясь, что чисто церковное не по вкусу придется многим. Отсюда: «Мы позволим им и грешить, только с нашего ведома» («Великий инквизитор» Достоевского)».[12]

Считая свою культурность «липовой», сетуя на отсутствие литературного дарования, епископ Афанасий всячески поощрял литературные занятия своих чад, и не только в области собственно богослужебной, но и в области сохранения семейного и жизненного предания. Известно, что он не мог находиться рядом со своей матерью в последние дни ее жизни и писал в этой связи А.И. Брайкиной: «…вот тогда попрошу Александру Ивановну поподробнее расспросить о том, как жила последнее время мама, о последних днях ее жизни, болезни, смерти, при погребении и проч. И записать все. Мне много писали об этом, но мои корреспонденты не имеют литературного таланта, нет у них литературных навыков. Я храню выдержки и из их писем, они дороги мне».[13]

Марию Соколову Владыка Афанасий призывал подражать благочестивой Кассии и «взять на себя послушание церковного песнотворчества…, восхвалить святых жен, особенно Вам тезоименитых».[14] Полиевкте Карташовой, много лет помогавшей мужу в его литературных трудах, Святитель передавал благословение «окончить неоконченное».[15] Петра Савицкого благословлял на написание исследования о Московском кремле и западных кремлях, на написание «Стихотворений в прозе» о владимирских соборах и храмах. В письмах Савицкому встречается и очень ценный в литературно-критическом отношении отклик епископа Афанасия на эти «Стихотворения в прозе»: «Древняя Русь не чуждалась Запада. Когда было нужно, она собирала мастеров со «всех земель», в том числе и с Запада. Но от них брала только то, что ей было нужно и полезно. А все оформляла на свой святорусский лад, в том духе, как прекрасно сказано в «Стихотворении в прозе», посвященном нашему Успенскому собору».[16]

Переписка Святителя доносит до нас имена незаслуженно забытых или насильственно исключенных из нашего культурного сознания поэтов и писателей. Процитируем письмо А.И. Брайкиной: «Вы не раз приводили стихотворения А.В. Круглова. Мне всегда нравились его стихи. Одно время я выписывал его «Дневник писателя». Прекрасный журнал. Не знаете ли Вы: не было ли напечатано полное собрание его сочинений? Впрочем, если и было, теперь его не достанешь. А приятно было бы почитать».[17]

Конечно, полное собрание сочинений А.В. Круглова, ушедшего из жизни в 1915 году и похороненного в Троице-Сергиевой Лавре, так и не было издано, а имя поэта осталось известным небольшому числу составителей библиографических справочников и архивным сотрудникам.[18]

Хотелось бы напомнить, что, помимо стихотворений, у А.В. Круглова была замечательная программа издания книг для детей и юношества, целью которой он полагал воспитание скромных и полезных, а не только героических, идеалов: «… необходимости упорства в труде, энергии, запала для вседневной борьбы нет у большинства русских людей; среди них встречаются немало героев доблестных… и очень мало работников, способных к скромному и полезному делу, к ежедневному будничному подвигу на благо свое и ближних».[19]

Владыка Афанасий в своих письмах напомнил также об издававшемся А.В. Кругловым «Дневнике писателя» (издавался с 1907 по 1914 год). Импульсом к его изданию стали явные признаки «смутного времени» - упадок вкуса и рост варварских инстинктов в современном человеке. Это был ежемесячный, иллюстрированный, общедоступный журнал, включавший стихи и прозу, житейские и литературные воспоминания, очерки, посвященные благотворительности, детским садам, книжные и журнальные обозрения. На страницах журнала обсуждались вопросы детского и юношеского воспитания, современной литературы. А.В. Круглов выступал на страницах журнала как критик безоглядного либерализма, бездействия, народного невежества и говорил: «Мы боимся всего, что связано с Церковью, и… обходим Евангелие, отрицаем значение Житий Святых.»[20] Говоря о том, что Закон Божий нужен всем, А.В. Круглов предостерегал от формального подхода к преподаванию этого предмета: «Так создавайте же христиан, проникнутых духом Евангелия, Церкви, а не теоретиков-знатоков, у которых закон Божий только в памяти (и то ненадолго), а не в сердце, не в душе».[21]

Невозможно не привести и очень современно звучащие слова А.В. Круглова о свободе: «Свобода желательна до предела, от которого начинается зло и истекает вред для общественного организма. Тут же ей можно сказать: прекрасная! Вы подошли к опасным местам, во имя самосохранения не переступайте границу! Вы не желаете слушать доброго совета? Ну, что ж, няня имеется. Няня, сопровождайте прекрасную»![22]

Подытоживая сказанное, отметим, что знание художественной литературы, слово художественное было важнейшей частью церковного служения епископа Афанасия, служения словом делу сохранения церковного предания, церковной проповеди и воспитания духовных чад. Литература как часть земного бытия человека в данном случае оказывалась средством спасения, служила и не противоречила духовной жизни. Представления Владыки Афанасия о художественной литературе во многом созвучны представлениям многих других известных христиан XX века – священномученика Илариона (Троицкого), С.И. Фуделя, протоиерея Александра Шмемана.

Поскольку Его Святейшество Патриарх Кирилл и Владыка Меркурий на пленарном заседании Чтений призвали нас к деловитости, к выдвижению конкретных инициатив и предложений, мне хотелось бы внести предложение об организации семинара или круглого стола по обсуждению содержания литературного образования в современной духовной школе: должно ли преподавание литературы ограничиваться только курсом «Христианство и литература» или необходимо более широкое преподавание теории и истории словесности с тем, чтобы наши будущие пастыри (и их паства) не оказались безоружными перед натиском массовой культуры? Возможно также создание рабочей группы, которая изучила бы дореволюционный опыт преподавания словесности в духовных учебных заведениях, а также опыт, накопленный западными христианами, особенно в XX веке. Конечным результатом такой деятельности могли бы стать программа и учебник, так как все опубликованные на сегодняшний день пособия – это первые попытки, не получившие широкого обсуждения и дальнейшего развития.

Литературное образование могло бы стать и частью воспитательной работы в семинариях. К этой замечательной дореволюционной традиции, когда в семинариях отмечали юбилеи русских писателей, проводили литературно-музыкальные вечера, можно было бы вернуться. Надеюсь, все это, наряду с другими, тоже очень важными вещами, поможет воспитать будущих служителей слова действительно светлыми личностями, к которым потянутся и образованные, и простые люди в поисках спасения души.

Литература:

1. Сергий Сахаров. Настроение верующей души по Триоди постной. М., 1997. С. 10.
2. Указ. соч. С. 13.
3. Указ. соч. С. 12.
4. Собрание писем Святителя Афанасия (Сахарова). М.: «Правило веры», 2001. С. 50.
5. Там же. С. 416-417.
6. Там же. С. 382.
7. «К Воскресению надо пройти чрез свою Голгофу». Непубликовавшиеся письма Святителя Афанасия (Сахарова), епископа Ковровского к А.И. Брайкиной // Свет невечерний. Журнал Владимирской епархии РПЦ (МП). 2002. № 4. С. 13.
8. Собрание писем Святителя Афанасия (Сахарова)… С. 335.
9. «К Воскресению надо пройти чрез свою Голгофу». Непубликовавшиеся письма Святителя Афанасия (Сахарова), епископа Ковровского к А.И. Брайкиной // Свет невечерний. Журнал Владимирской епархии РПЦ (МП). 2002. № 3. С. 11, 13.
10. Епископ Афанасий (Сахаров) О поминовении усопших по Уставу православной Церкви. СПб.: САТИСЪ, 1999. С. 9.
11. Там же. С. 21.
12. Собрание писем Святителя Афанасия (Сахарова)… С. 401.
13. Свет невечерний. Журнал Владимирской епархии РПЦ (МП). 2002. № 4. С. 9.
14. Собрание писем Святителя Афанасия (Сахарова)… С. 394.
15. Там же. С. 430.
16. Там же. С. 419.
17. Свет невечерний. Журнал Владимирской епархии РПЦ (МП). 2002. № 4. С. 13.
18. Рейтблат А.И. Круглов А.И. Русские писатели. 1800-1917. Биографический словарь. Т. 3. М., 1994. С. 168-169
19. Круглов А.И. Литература «маленького народа». Критико-педагогические беседы по вопросам детской литературы. М., 1897. Вып.1. С. 153-154.
20. Дневник писателя. 1914. Февраль. С. 137
21. Там же. 1914. Апрель. С. 39.
22. Там же. 1908. Июль-август. С. 123.