ПЕРСОНАЛИИ > Житие
Покровский Николай Владимирович - архиепископ 
Жизнеописание архиепископа Николая (Покровского)
Архиепископ Николай (в миру Николай Владимирович Покровский) родился 14 апреля 1851 года в г. Суздаль Владимирской губернии в семье священнослужителя. После завершения семинарского образования, Николай поступил в Санкт-Петербургскую Духовную Академию, которую окончил со степенью кандидата богословия. Затем почти тридцать лет - вплоть до 1902 года, служил в учебном ведомстве, преподавая в гимназиях г. Владимира. Дата рукоположения Николая Владимировича в священный сан неизвестна, но с 1902 года он уже служил протоиереем в Санкт-Петербурге, являлся членом Консистории и законоучителем в Ларинской гимназии.
16 июня 1919 года протоиерей Николай Покровский был хиротонисан во епископа Вятского и Глазовского, а впоследствии был назначен правящим архиереем Тобольской епархии.
В 1921 году епископ Николай после контрреволюционного восстания был арестован в Тобольске и приговорен к расстрелу. Но был помилован и впоследствии являлся архиепископом Симбирским, а с 1925 по 1928 гг. находился в ссылке в Псковской губернии, одновременно управляя приходами Патриаршей церкви Псковской епархии.
В 1925 году обновленцы усиленно приглашали его принять участие в организации и работе съезда обновленческого духовенства Псковской епархии. Архиепископ Николай не отозвался ни на первое, ни на второе
приглашение и только на третье ответил, что акты обновленческого управления для него не обязательны и неприемлемы, в то же время он никого не удерживает от объединения с Патриаршей церковью и никому не запрещает.
Однако условием объединения он выдвигал признание неканоничности собора 1923 года и обновленческого синода, заявляя в полном согласии с посланием Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра Крутицкого, что объединение на местах может быть только при условии раскаяния обновленцев. В том же духе держались и возглавляемые им приходы.
В 1927 году архиепископ Николай (Покровский) в возрасте 76 лет был уволен на покой. Причиной этого могло быть состояние здоровья – катастрофически падало зрение, но нельзя исключить в качестве мотива при принятии этого решения и активность владыки в противодействии обновленчеству, и его отношение к небезызвестному Посланию Патриаршего Местоблюстителя в 1927 году. Теперь известно, что отношение к этому документу в тот момент не было однозначным у значительной части духовенства, хотя, как мы увидим впоследствии, архиепископ Николай проводил в своей архипастырской деятельности линию именно митрополита Сергия (Страгородского).
К весне 1929 года архиепископ Николай (Покровский) служил в Иваново-Вознесенской епархии и, как старейший иерарх, получил почетное назначение на древнюю Полоцкую кафедру: с 1 апреля 1929 года он вступил в права управляющего Полоцко-Витебской епархии, а уже в мае 1929 года Витебский Административный отдел зарегистрировал его при Покровской церкви г.Витебска, не разрешив, впрочем, служение владыки в других церквях Витебска и губернии.
Архиепископ Николай был сторонником митрополита Сергия (Страгородского) и по этой причине был достаточно холодно принят духовенством епархии, в массе своей настороженно относившимся к Декларации митрополита Сергия (Страгородского) 1927 года. Тем не менее архиепископ Николай настаивал на поминовении митрополита Сергия во время богослужения. В результате некоторые священнослужители не поминали за богослужением и самого архиепископа Николая.
Еще один конфликт с городским духовенством возник относительно времени начала совершения богослужения – на т.н. «декретном», «советском» времени, а не «церковном», «дореволюционном». В результате престарелый архиепископ Николай часто не успевал на службу в Покровской церкви, искал возможности послужить в близлежащих церквях – и не находил ее.
Такие немыслимые отношения между архипастырем и вверенным ему духовенством могли сложиться только ввиду систематического отсутствия (не по вине церковных властей) архиерея на Полоцко-Витебской кафедре начиная с ноября 1924 года, а также многолетних попыток внести и укрепить раскол в Православной Церкви через самих священнослужителей, в силу чего к новым духовным лицам местное духовенство присматривалось долго и настороженно относилось к изменению сложившихся порядков. К сожалению, были и прецеденты, когда, например, в 1926 году викарный епископ Велижский Алексий (Буй) в противовес епархиальному управлению Патриаршей церкви пытался зарегистрировать в Витебске епархиальное управление неизвестной никому (по существу обновленческой) «Истинной Древле-апостольской церкви».
Но у владыки Николая не было времени на обиды. Покрывая своей любовью греховную немощь восстающих против него, преодолевая собственную немощь (один глаз практически не видел, а зрение второго глаза было значительно понижено) - старец архиерей включается в активную работу на благо Патриаршей церкви.
Весной 1929-1930 гг. к нему поступали массовые ходатайства об открытии ранее закрытых приходов. Владыка отдавал решительные и грамотные распоряжения верующим: собирать приходское собрание, оформлять прошения об открытии церкви в адрес Синода при Патриаршем Местоблюстителе и во ВЦИК СССР. В результате трудов архиепископа Николая и его деятельных помощников – благочинного Витебских градских церквей
протоиерея Николая Околовича и юриста Владимира Еленевского, только весной 1929 года с Патриаршей церковью воссоединилось 14 приходов, ранее пребывавших в обновленчестве. Всего же в 1929-1930 гг. число приходов в Полоцко-Витебской епархии достигло 115.
Мудрость и решительность архиепископа Николая были востребованы и в Москве: в 1931 году он участвовал в заседаниях Синода при Патриаршем Местоблюстителе, а в мае 1931 года посетил Старую Руссу с целью приведения в порядок дел местного епархиального управления. Но в начале 1930-х годов началась новая кампания по закрытию церквей. В результате, по состоянию на 10 марта 1932 года в Полоцко-Витебской епархии насчитывалось всего 7 приходов. Большая часть закрытых сельских церквей была просто разгромлена. По свидетельству самого архиепископа Николая, запасные Святые Дары часто разбрасывались по полу и попирались ногами, антиминсы раздирались в клочки. Сосуды, утварь, облачения – часто расхищались, а книги и иконы уничтожались на месте. Священство закрытых церквей находилось в тюрьмах, ссылках, под принудительными работами. Некоторые бежали. Никто не принимал священный сан – три года прошло без хиротоний. Самому архиепископу Николаю к весне 1932 года уже не было у кого исповедоваться, а в случае смерти – некому было облачить и похоронить согласно сана.
23 марта 1932 года у архиепископа Николая была взята подписка о невыезде и было предъявлено обвинение в том, что: а) он являлся руководителем контрреволюционной группы «тихоновской» церкви; б) вдохновлял и руководил массовыми волнениями населения в 1930 году в Лиозненском, Сиротинском и Бешенковичском районах; в) вел беседы о том, что духовенство в СССР находится в угнетении и призывал обращаться за помощью к иностранным государствам. По пунктам «б» и «в» владыка частично признал себя виновным, обозначив свою деятельность в открытии церквей и свидетельствуя о бедственном положении духовенства.
Например, на допросе в марте 1932 года архиепископ Николай следующим образом описывал состояние дел в Полоцко-Витебской епархии к 1932 году:
«Непосредственно слышишь вопли, плач христиан о гонении на религию; видишь слезы плачущих земляков, родных, близких и своих духовных детей. Слаб и беден мой язык изобразить настоящее бедственное положение христианской религии. Просвета не видно, ни облегчения, ни утешения, ни улучшения и в недалеком будущем».
Вообще, на допросах в ОГПУ архиепископ Николай мужественно заступался за духовенство, некогда опускавшее имя своего законного архиерея во время богослужения, и просил не считать этот поступок контрреволюционным, каковым он был по мнению следователя. Постановлением Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от 14 июля 1932 года по ст.72,76 УК БССР было принято решение о лишении права проживания архиепископа Николая (Покровского) в 12-ти пунктах и Уральской области с прикреплением к определенному месту жительства сроком на три года, что означало ссылку. Впоследствии, 21 октября 1932 года, данное постановление было отменено и 81-летнему владыке было разрешено проживать по всей территории СССР.
Несправедливый приговор не повлиял на активность архиепископа Николая и летом 1932 года он участвовал в сессии Временного при Заместителе Патриаршего Местоблюстителя Патриаршем Священном Синода как архиерей Полоцко-Витебской епархии. Владыка Николай предполагал служить в Полоцко-Витебской епархии до своей смерти. Находясь в преклонном возрасте и страдая тяжкими недугами, он выбрал место в Витебске для своей могилы и приготовил для себя гроб и намогильный крест.
Но неожиданно для себя, 16 февраля 1933 года владыка был назначен в Удмуртию, архиепископом Ижевским и Воткинским. 12 марта 1933 года он прибыл в г. Ижевск и вынужден был здесь жить и служить в очень стеснённых условиях. В результате архиепископ Николай заболел малярией, сопровождавшейся страшной головной болью, жаром, ознобом, общим расслаблением организма. Добавились и другие болезни. Врач, лечивший владыку, сделал заключение, что для исцеления необходимо переменить место жительства. В Ижевске невозможно также было обеспечить соответствующее возрасту владыки и его заболеваниям питание. Со дня приезда в
этот город, как писал сам владыка, он не видел маленького кусочка белого хлеба. Только черный, очень часто чёрствый хлеб, картофель, изредка молоко были его обычной пищей. Очень часто, по нескольку дней, сухоядение, из-за экономии дров, здесь особенно дорогих. При такой суровой и тяжелой пище болезнь мучила владыку постоянно, особенно при ходьбе и продолжительном стоянии за богослужениями и в очередях.
В 1932 году в Ижевске были закрыты все приходские церкви патриаршей ориентации кроме Ильинской единоверческой, при которой и пришлось служить архиепископу Николаю как епархиальному архиерею. По его свидетельству, служба в этой церкви была «длинная, скучная, утомительная. Женское чтение тихое, невнятное, монотонное, невыразительное, в глубине клироса, плотной стеной отделённого; пение гнусавое, при народе тягучее; выполнение устава до единой буквы строгое, неизменно затягивает богослужение воскресное и праздничное часто на 4...4,5 часа. После всенощной, до ночлега, едва плетусь один, всегда без проводника; часто дороги не вижу, падаю; на пути блуждаю; всегда усталый где-нибудь на бревнах, на завалинках отдыхаю».
У владыки не было квартиры. Настоятель церкви и председатель приходского совета не стали заботиться поиском подходящего жилища для престарелого архиерея, чтобы, как считал владыка Николай, «…всегда иметь меня в виду и держать в своих руках ... втиснули меня на улицу Бедноты, в хибарку единоверческой просфорни на совместное жительство с ней и с ея племянницей, 20-летней девицей». Самостоятельные поиски квартиры архиепископом Николаем окончились ничем, и он вынужден был жить в этой хибарке с двумя маленькими окошками без форточек, причем зимние рамы никогда не выставлялись. Высота потолка лишь ненамного превышала его рост. Площадь пола – 5 на 5 шагов. В комнате также находились деревянная переборка, кровать, ящик с принадлежностями для погребения владыки, шкаф, стол, стул, сундук, хозяйский комод и в два квадратных метра кирпичный подполок. Внутри помещения была страшная духота, особенно, когда пеклись просфоры. Владыка задыхался. Помолиться утром и прочитать правило перед причащением он выходил на открытый маленький дворик, на виду у массы рабочих, живших позади двора в двух каменных, четырёхэтажных корпусах. В этом же помещении архиепископу Николаю приходилась принимать мирян на исповедь и священников с разных приходов, рассказывавших о притеснениях от местных сельсоветов.
Тяжело переживал владыка многочисленные вопиющие небрежности и неправильности в совершении богослужения духовенством Ильинской церкви. Он писал, что «никогда, нигде не был спокойным зрителем недостатков, замеченных в церкви при богослужении, среди членов причта, а всегда стремился к порядку». Это стремление привело к тому, что на архиепископа Николая написали жалобу в Синод. В свое оправдание владыка писал:
«56 лет прослуживши верой и правдой Церкви Христовой, 42 года проработав в средней школе духовной и светской, мужской и женской, провинциальной и столичной; пробывши членом консистории в Петрограде при Митрополитах: Антонии, Владимире, Питириме и Вениамине, я научился вежливости, деликатности в обращении, корректности в своих отношениях… Свои указания, замечания, предложения причту... я всегда делал в алтаре, без присутствия кого-либо из мирян, тихо, спокойно, без раздражения. На них священник и диаконы, кроме протодиакона, проявляли часто непослушание или отвечали грубостию.
Милостивый Архипастырь, Владыко и Отец! Внемлите гласу моления и вопля моего. Из Ижевска переместите меня в центр России, поближе к Москве, Ленинграду, ближе к моим родным могилам, или в Муром – родную землю владимирскую. За собой не знаю никакой вины, по которой бы карать меня оставлением в Ижевске, или перемещением опять куда-либо на север или епархии Сибирския. Мне 82 года. Рад бы уйти на покой, но негде главу приклонить; некому за старцем присмотреть; нечем пропитаться.
Вашего Высокопреосвященства Милостивого Архипастыря и Отца смиренный послушник Ижевский Архиепископ Николай Покровский.
26 июня 1933 года. Ижевск, ул. Бедноты, д. 21».
Такие нестроения окончательно подорвали силы владыки. С начала июля 1933 года он стал жаловаться на общую слабость, а 9 июля даже не смог дослужить Литургию. 15 июля врач нашёл у него брюшной тиф.
Владыку поместили в Ижевскую городскую больницу, где он мирно почил в 12 часов ночи на 18 июля 1933 года. С разрешения врача, прямо в больнице городское духовенство подготовило архиепископа Иннокентия к погребению: он был облачён во все архиерейские облачения, ранее им самим приготовленные, и в закрытом гробе, привезённом из Витебска, перенесён в Ильинскую церковь, где были совершены панихида и заупокойная всенощная.
19 июля 1933 года в 6 часов вечера, при участии всего духовенства Ильинской церкви, архиепископ Николай (Покровский) был погребен на Успенском кладбище г. Ижевска.
По прошествии более чем полувека, архиепископ Николай (Покровский) был реабилитирован 12 сентября 1989 года прокуратурой Витебской области.